19 марта 1441 г — в Москву вернулся митрополит Исидор (грек по происхождению), подписавший летом 1439 года во Флоренции унию об объединении православной и католической церквей под властью папы римского.
гМосковский Собор 1441 г. и его значение для мирового Православия
К началу июля 1439 г. византийская делегация, участвовавшая в Ферраро-Флорентийском соборе, полностью капитулировала и заявила о своем согласии признать учение Западной Церкви истинным и готовности воссоединиться с западными христианами в единую Церковь. После этого был составлен на двух языках, латинском и греческом текст утверждавшего унию ороса[1] — главного документа Ферраро-Флорентийского собора. 5 июля орос был скреплен подписями участников собора, в том числе — 33 византийскими представителями. Среди них не было митрополита Марка Эфесского, который остался верен своей позиции полного отвержения католического учения об исхождении Святого Духа от Сына, а также еще несколько православных архиереев[2].
Митрополит Киевский и всея Руси Исидор, проявивший себя как один из самых ревностных сторонников заключения унии, соответственно этому подписал ее: «Исидор, митрополит Киевский и всея Руси и представитель апостольской кафедры святейшего патриарха Антиохийского Дорофея, с любовью соглашаясь и соодобряя, подписую»[3]. Подписал унию и Суздальский епископ Авраамий: «Смиренный епископ Авраамио (е) суждальский подписую»[4]. Симеон Суздалец позднее уверял, что Авраамий не хотел подписывать унию, но «митрополит же Исидор я его и всади в темницу, и седе неделю полну, и тому подписавшуся не хотением, но нужею»[5]. Вернувшись на Русь в 1441 г., Авраамий Суздальский отказался от своей подписи под актом Флорентийской унии[6].
6 июля 1439 г. уния была торжественно провозглашена в кафедральном соборе Флоренции — храме Санта-Мария-дель Фьоре[7]. Мессу совершил папа Евгений IV, которому сослужили 12 кардиналов и 93 епископа[8]. Вся русская делегация во главе с митрополитом Исидором также присутствовала на акте провозглашения унии, в ходе которого император, его придворные, иерархи и другие представители византийской делегации совершили, по западному обычаю, коленопреклонение перед папой и приняли от него благословение[9].
Митрополита Исидора ждало щедрое поощрение от папы Римского — 17 августа он получил звание «легата от ребра апостольского» в Литве, Ливонии, Руси и Польше. Это подразумевало, что на всех этих территориях Русский митрополит должен реализовать решения Ферраро-Флорентийского собора[10]. Вскоре Исидор и Виссарион Никейский за особое усердие в деле заключения унии также получили от папы кардинальское достоинство.
Русская делегация во главе с митрополитом Исидором также присутствовала на акте провозглашения унии, в ходе которого император и другие представители византийской делегации совершили коленопреклонение перед папой.
В конце лета 1439 г. греческие участники собора стали покидать Флоренцию. 26 августа император Иоанн VIII выехал в Венецию, откуда затем вместе с большинством членов греческой делегации морем добрался до Константинополя. 6 сентября отправилась в Венецию и русская делегация во главе с Исидором[11]. Исидор ехал на Русь весьма неспешно[12]. К концу марта 1440 г. он успел добраться лишь до Кракова[13]. Вероятно, митрополит не торопился, ожидая первых откликов на только что заключенную унию и намереваясь действовать по обстоятельствам. Кроме того, ему важно было утвердить унию в западной части Русской митрополии, а между тем король Польский и Венгерский Владислав III Варненчик и его брат великий князь Литовский Казимир Ягеллончик[14], как и большинство монархов Европы, держали сторону Базельского собора, который признавало и большинство католических иерархов Польши и Литвы. Евгений IV отлучил от Церкви Базельский собор и его участников, причем Исидор присутствовал при этом акте[15]. Эти обстоятельства препятствовали утверждению унии в западнорусских землях, несмотря на то, что прежде Польские и Литовские государи уже не раз выступали за соединение Православной и Католической Церквей.
Еще 5 марта 1440 г. Исидор[16] направил своей пастве окружное послание об унии[17]. В нем митрополит объявлял, что отныне христиане латинского и греческого обрядов должны вступить в евхаристическое общение друг с другом и иметь равные права в лоне единой Церкви. Обращаясь к римо-католикам, Исидор подчеркивал истинность православного крещения. Между тем, ранее, в конце XIV — 1-й половине XV в., в случаях перехода православных в католицизм их нередко перекрещивали отличавшиеся радикализмом польско-литовские католические иерархи. Поэтому позиция Исидора закономерно вызвала недовольство Католической Церкви Польши, которая вплоть до Тридентского собора отказывалась признавать законность крещения, совершенного в Православной Церкви, и отвергала решения Ферраро-Флорентийского собора, в соответствии с которыми, подчинившись папе и приняв унию, восточные христиане могли сохранять греческий обряд и отдельную иерархию.
Тем не менее, на правах папского легата митрополит-кардинал Исидор совершал на территории Польши богослужения по греческому обряду в латинских костелах[18]. Новгородский летописец также отмечал, что Русский митрополит «повеле в лячкых божницах рускым попом свою службу служити, а в рускых церквах капланом»[19]. Очевидно, такими демонстративными действиями митрополит в пику польским католическим иерархам хотел подчеркнуть равноправие двух обрядов в лоне объединенной Флорентийской унией Церкви. Напротив, Католическая Церковь в Польше требовала полной ассимиляции восточных христиан в латинской традиции. Такая позиция польско-литовских католиков стала одной из причин, по которым они встали на сторону Базельского собора, имевшего сходную позицию, а не Евгения IV и Ферраро-Флорентийского собора, выступившего за равноправие христиан латинского и греческого обрядов в лоне единой Церкви, возглавляемой папой Римским. По этой причине в августе 1440 г. латинский епископ Виленский Матфей вступил в конфликт с Исидором, не разрешив ему исполнять обязанности папского легата в Литве.
Греки, некогда принесшие на Русь Православие, теперь сами же во главе с патриархом и императором от него отреклись.
В Кракове Исидору все же оказали внешние знаки уважения. Краковский архиепископ Збигнев Олесницкий принял митрополита-униата весьма любезно, его советник Ян Эльгот произнес в Ягеллонском университете в присутствии Исидора речь, в которой приветствовал заключение Флорентийской унии[20]. После этого Исидор посетил епархии Русской митрополии, расположенные в пределах Польского королевства, — Холмскую и Перемышльскую[21], для которых поставил новых епископов[22]. В августе 1440 г. митрополит-кардинал посетил Вильно и другие города Великого княжества Литовского, осенью побывал в Смоленске, после чего поехал в южные области Руси, находившиеся в составе Литвы.
Вероятно, ко времени приезда Исидора в пределы Великой Руси там уже в целом было известно о Флорентийской унии и участии Киевского митрополита в ее заключении, поскольку Авраамий Суздальский, покинувший его в Вильно, прибыл в Москву 19 сентября 1440 г. Именно он мог сообщить великому князю и русским иерархам не только о характере заключенной унии, но и о недовольстве ею как со стороны греческих иерархов, так и католических прелатов Польши и Литвы[23]. Не исключено, что у Василия II могли быть и иные источники информации о Ферраро-Флорентийском соборе, прежде всего — дипломатические.
3 марта 1441 г. митрополит Исидор наконец-то прибыл в Москву. Перед ним как кардиналом и папским легатом несли латинский крест[24] и прочие атрибуты его дарованного ему Евгением IV достоинства[25]. Несмотря на это и зная о заключенной унии, Исидору позволили совершить богослужение в Успенском соборе Московского Кремля. Скорее всего, в Москве хотели обстоятельно и неспешно разобраться с тем, что произошло,
ыслушать самого Исидора и осмыслить его позицию. Не исключено, что какой-то элемент растерянности все же имел место, и в Кремле не вполне еще понимали, как следует себя вести с митрополитом после всего происшедшего. Но все же прошло уже достаточно времени, чтобы Москва оправилась от шока, вызванного первыми известиями о том, что греки, некогда принесшие на Русь Православие, теперь сами же во главе с патриархом и императором от него отреклись. За богослужением в Успенском соборе Исидор вместо Константинопольского патриарха, как это было прежде, поминал на первом месте папу Римского. По окончании службы по приказу митрополита был торжественно зачитан орос Ферраро-Флорентийского собора[26]. Исидор также привез буллу Евгения IV, адресованную лично великому князю Василию II и призывавшую его помогать Исидору в деле утверждения унии[27]. Впоследствии митрополит Иона отмечал, что «от римского папы писание» было «с его печатьми и с царевым клеймом»[28]. То есть в Москве получили прямое доказательство того, что византийский император также принял участие в заключении унии.
Московский летописец сообщал, что великий князь сразу после этих событий отказался принять от Исидора благословение и «Латынскым ересным прелестьником нарече его» и «вместо пастыря и учителя волком назва его», после чего вскоре приказал низложить его с митрополии «яко безумна прелестьника и отступника веры»[29]. Исидор своими действиями вполне изобличил себя как униат, после чего великий князь отдал приказ заточить кардинала в Чудовом монастыре[30]. Согласно Ермолинской летописи, заключению Исидора под стражу предшествовало обличение его как вероотступника со стороны епископа Авраамия Суздальского и диакона Василия Карла, после чего по инициативе великого князя в Москве состоялся Собор, на который Василий II созвал «своея земли епископы, архимандриты и игумены, и всех книжникъ» [31], чтобы рассмотреть «писание папино»[32] и вынести решение по поводу унии. В Москву на Собор Русской Церкви для рассмотрения дела митрополита-отступника приехали 6 епископов: Ефрем Ростовский, Авраамий Суздальский, Иона Рязанский, Варлаам Коломенский, Иов Сарайский и Герасим Пермский[33]. Судя по тому, что в суде над Исидором принимал участие епископ Авраамий, Суздальский владыка к тому времени уже успел принести покаяние за свое участие в заключении унии и получил прощение. Между участниками Собора и Исидором на Соборе развернулась дискуссия об унии: «Много превшеся с нимъ и упревше его от Божественных писаний»[34].
В поздней Никоновской летописи сообщается, что после выступления Исидора якобы «вси умлъчяша, князи и боаре и инии мнози, еще же паче и епископы русьскиа вси умлъчаша, и въздремаша, и уснуша», «единъ же сей богомудрый христолюбивый государь великий князь Василей Васильевичъ позна исидорову ересь пагубную и скоро, обличивъ, посрами его». Лишь после этого «епископы Русьстии, иже быша тогда въ то время на Москве, възбудишася, и князи и бояре и велможи и множество христианъ тогда въспомянуша и разумеша законы Греческиа прежниа и начяша глаголати святыми Писании и звати Исидора еретиком»[35]. Однако нет никаких оснований доверять этому сообщению летописи, созданной уже при Василии III и явно стремившейся утверждением о всеобщей пассивности подчеркнуть исключительную роль его деда в отстаивании Православия[36]. Напротив, современные Московскому Собору 1441 г. источники, хотя и подчеркивают активную роль великого князя в обличении Исидора, тем не менее, говорят о единодушном осуждении в Москве и Флорентийской унии, и причастного к ней митрополита[37].
Состоявшийся в Москве в 1441 г. Собор имел колоссальное значение как для дальнейшей истории Русской Церкви, так и для судеб мирового Православия. Русское духовенство, несмотря на сложность происходящих событий и необходимость мучительно искать в них самостоятельный путь для своей Церкви, обезглавленной отступничеством ее предстоятеля, не пошло за митрополитом-униатом и сохранило верность Православию. Иначе, вероятно, и быть не могло. Без малого пять веков, почти с самого времени Крещения Руси, митрополиты-греки настойчиво убеждали свою русскую паству в том, что Западная Церковь отпала от Православия, исказила апостольское учение, и, как утверждали византийские иерархи и богословы, общения с впавшими в ересь латинянами быть не может. На Руси эту точку зрения в конце концов вполне усвоили и твердо исповедовали, что истинной верой может считаться лишь православная. Этому способствовали и исторические судьбы Русской земли. Само государственно-политическое и культурное становление Руси в домонгольский период было всецело основано на православной традиции. В период ордынского владычества именно Православная Церковь стала основой духовного, а вслед за тем и государственно-политического возрождения Руси, ее объединения вокруг Москвы. Такому пониманию роли Православия в жизни Руси способствовало и то, что главный политический соперник Москвы в XV в. — Литва к этому времени приняла католицизм, и соперничество Московских государей с великими князьями Литовскими за наследие Киевской Руси закономерно стало окрашиваться в религиозные тона. В Московской Руси в унии не видели никакого, даже самого элементарного, смысла. Западный мир был тогда для нее бесконечно далек и открывался Москве почти исключительно в облике враждебных Литвы и Польши. В таких условиях поиск церковного единства не мог занять в сознании русского человека сколь либо значимого места как самостоятельный ценностный элемент.
Состоявшийся в Москве в 1441 г. Собор имел колоссальное значение как для дальнейшей истории Русской Церкви, так и для судеб мирового Православия. Русское духовенство не пошло за митрополитом-униатом и сохранило верность Православию.
В создавшейся ситуации участники Московского Собора 1441 г. не могли увидеть особого Промысла Божия: именно Русская Церковь оказалась единственной поместной Церковью в мире, сохранившей верность Православию. То есть вся православная Ойкумена, из которой на тот момент выпали все Восточные патриархаты, вдруг уменьшилась до масштабов одной лишь Руси. И хотя еще оставались горстка афонских монахов, не принявших унии да непреклонный Марк Эфесский и его последователи, а в самой умирающей Византии также было немало тех, кто отказывался стать униатом, но как целостная поместная Церковь верность Православию единодушно сохранила лишь Русская митрополия. Обнаружить подобный факт — значило абсолютно по-новому взглянуть на себя и весь окружающий мир, полностью переосмыслить и переоценить свое место в нем. Именно осознание этих реалий стало в дальнейшем основанием и для автокефалии Русской Церкви, и для осознания преемства Руси по отношению к погибшей Византии, которое впоследствии отольется в знаменитую формулу «Москва — Третий Рим» и воплотится в жизнь в венчании на царство Ивана Грозного и утверждении патриаршего сана за предстоятелями Русской Церкви.
Возможно, этими же соображениями можно объяснить и ту особую роль, которую сыграл в деле обличения Исидора великий князь Василий II. По сути, после Ферраро-Флорентийского собора, когда в православном мире не стало ни патриархов, ни императора, именно великий князь Московский, прежде занимавший заурядное место в византийской имперской теократической системе, теперь становился политическим главой православной Ойкумены, преемником тех «епископов внешних дел Церкви», какими мыслили себя, начиная с Константина Великого, все императоры ромеев. Даже само царственное имя Василия как будто побуждало его к этому.
Любопытно сопоставить эти два собора — Ферраро-Флорентийский и Московский. Один, на котором, помимо императора, Константинопольского патриарха и 22 греческих митрополитов, присутствовали папа Римский, 11 кардиналов и 150 латинских епископов, собрался в блещущей ренессансной культурой Италии и с самого начала был гордо назван «вселенским». Претендуя на созидание церковного единства, на деле он фактически предпринял попытку уничтожения православной традиции и утверждения папской власти в масштабе всей Церкви. Ферраро-Флорентийский собор как будто олицетворяет собой мощь католического Запада, у ног которого в роли униженного просителя оказался теснимый исламом православный Восток, готовый купить небескорыстную помощь западных собратьев ценой потери своей религиозной и культурной идентичности. Почти одновременно на другом конце Европы (а, с точки зрения Запада, на ее далеких задворках, а то и вообще в Азии), в далекой от магистральных путей тогдашней мировой политики и, казалось бы, не блещущей богословской ученостью Москве, собрались всего шесть русских епископов (один из которых — раскаявшийся вчерашний униат Авраамий Суздальский) да десятка полтора-два монахов, которые дерзнули осудить не только своего митрополита, только что блиставшего и торжествовавшего перед лицом всей Европы, заслужившего доверие императора-униата, милость папы и претендовавшего на Константинопольский патриарший престол. Утонченный эрудит и эстет, изощренный политик, Исидор, вероятно, даже предположить не мог, какой афронт устроит ему его русская паства, которую гордые греки привыкли считать бессловесным стадом, каким фиаско обернется его триумф, когда шесть полуграмотных, с точки зрения просвещенного византийца, русских архиереев, прибывших в Москву из своих таежных углов, и молодой великий князь учинят над ним суд и тем самым в критический для Православной Церкви момент сделают все, чтобы сохранить и отстоять ее. В итоге получилось, что вечно презираемые и обвиняемые гордыми эллинами в невежестве русские смогли сделать то, что не удалось самим грекам на Ферраро-Флорентийском соборе, — отстоять Православие от попытки поглотить и растворить его в католицизме. Осуждение унии Восточными патриархами в 1442 г., возвращение Константинопольского патриархата в Православие после взятия Царьграда османами в 1453 г., — все это будет позднее. А тогда, в 1441 г., Православие было сохранено, прежде всего, благодаря русскому епископату, монашеству, духовенству и великому князю Московскому. К сожалению, эпохальный по своему значению Московский Собор 1441 г. до сих пор так и не оценен по достоинству — в церковно-исторической литературе этому выдающемуся событию всегда уделялось до обидного мало внимания.
Настоящий доклад подготовлен для конференции «Флорентийская уния в историко-политическом и религиозном контексте» (25 июня 2019 года, Москва).
Петрушко В. И. — профессор кафедры общей и русской церковной истории и канонического права богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Доктор церковной истории, кандидат исторических наук, кандидат богословия.
При оформлении публикации использованы иллюстрации из статьи «Исидор» в «Православной энциклопедии».
[1] Actorum graecorum concilii Florentini / J. Gill. Roma, 1953. Р. 459-472.
[2] ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 257.
[3] В подлиннике по-гречески: «Ἰσίδωρος μητροπολίτης Κιέβου καὶ πάσης Ῥωσίας καὶ τὸν τόπον ἐπέχων τοῦ ἀποστολικοῦ θρόνου τοῦ ἁγιωτάτου πατριάρχου Ἀντιοχείας Δωροθέου στέργων καὶ συναινῶν ὑπέγραψα» (Акишин С.Ю. Митрополит Исидор Киевский и проблема церковной унии в поздней Византии // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. Вып. 1. 2011. С. 70-101).
[4] Там же. Прим. 160.
[5] Флоря Б.Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье: сборник. М., 2007. [Приложения]. С.450. В свидетельстве Симеона о заточения Авраамия Исидором можно усомниться: книжник, входивший в ближайшее окружение Суздальского архиерея, вполне мог присочинить рассказ о заточении Авраамия, чтобы оправдать его действия. А.А. Турилов считает, что убедить Суздальского епископа подписать унию могла позиция большинства греческих иерархов, участвовавших в Ферраро-Флорентийском соборе (Турилов А.А. Авраамий, еп. Суздальский // ПЭ. Т. 1. М., 2000. С. 166-167). В то же время, в истории, действительно, известны факты употребления тюремного заточения и даже сажания на цепь в качестве наказания по отношению к архиереям и настоятелям монастырей Русскими митрополитами последующего времени — Ионой и Геронтием. Можно допустить, что это было нормой для той эпохи, и Исидор также мог применить подобную меру по отношению к Авраамию.
[6] Вместе с митрополичьим дьяком Василием Карлом Авраамий обличал Исидора, обвиняя его в измене Православию, а затем был участником Архиерейского Собора 1441 г., осудившего унию (Турилов А.А. Авраамий, еп. Суздальский // ПЭ. Т. 1. М., 2000. С. 166-167).
[7] Сильвестр Сиропул. Воспоминания о Ферраро-Флорентийском соборе (1438-1439). СПб., 2010. С. 285-288.
[8] Хождение на Флорентийский собор // БЛДР. Т. 6. СПб., 1999. С. 464-487.
[9] ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 257. Симеон Суздалец уверял, что во время Мессы покинул свое место, чтобы избежать публичного совершения поклона перед Евгением IV (Флоря Б.Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье: сборник. М., 2007. [Приложения]. С. 450).
[10] Шпаков А.Я. Государство и церковь в их взаимных отношениях в Московском государстве от Флорентийской унии до учреждения патриаршества. Княжение Василия Васильевича Темного. Ч. 1. К., 1904. С. 90-91.
[11] Хождение на Флорентийский собор // БЛДР. Т. 6. СПб., 1999. С. 464-487.
[12] Из Венеции русская делегация направилась домой через север Хорватии (города Пореч и Пула), Венгрию и Польшу.
[13] В то время — столица Польского королевства.
[14] Великий князь Литовский с 1440 г. по 1492 г., с 1447 г. также король Польши. Окончательно утративший к этому времени великое княжение Литовское Свидригайло в 1442-1452 гг. княжил в Луцке на Волыни, который с 1443 г. стал центром удельного княжества в составе Литовского государства.
[15] Хождение на Флорентийский собор // БЛДР. Т. 6. СПб., 1999. С. 464-487.
[16] Митрополит в то время находился в венгерской столице Буде.
[17] ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 258; Флоря Б. Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье: сборник. М., 2007. [Приложения]. С. 453-454.
[18] В храме г. Сонча и кафедральном соборе в Краковском Вавельском замке (Dlugosz J. Opera omnia. Cracoviae, 1877. Т. 13. P. 624).
[19] НПЛ. М.; Л., 1950. С. 421.
[20] Флоря Б. Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье: сборник. М., 2007. С. 389.
[21] Галицкая кафедра в это время оставалась вакантной, так как считалась объединенной с Киевской митрополичьей.
[22] Акишин С.Ю., Флоря Б.Н., Э.П.И. Исидор // ПЭ. Т. 27. М., 2011. С. 177-182.
[23] Флоря Б. Н. Исследования по истории Церкви. Древнерусское и славянское средневековье: сборник. М., 2007. С. 391.
[24] Для православных москвичей данное обстоятельство, вероятно, представлялось особенно возмутительным, так как митрополит-кардинал прибыл в столицу Руси «в неделю 3 поста», т.е. Крестопоклонное воскресенье.
[25] ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 258, 260-261.
[26] Там же. С. 258-259.
[27] Там же. С. 259.
[28] РФА. М., 2008. № 24. С. 137-140.
[29] ПСРЛ. Т. 25. М.; Л., 1949. С. 259.
[30] Там же. С. 261.
[31] ПСРЛ. Т. 23. СПб., 1910. С. 150.
[32] РИБ. Т. 6. ПДРКП. Ч. 1. СПб., 1908. № 62. Стб. 525-536.
[33] Там же.
[34] ПСРЛ. Т. 23. СПб., 1910. С. 150.
[35] ПСРЛ. Т. 12. М., 2000. С. 41.
[36] Позднее происхождение этой версии московских событий 1441 г. отмечал А.А. Зимин (А.А. Зимин. Витязь на распутье. М., 1991. С. 92).
[37] Очевидно, что в столице Руси ко времени появления здесь Исидора уже давно были в курсе его активного участия в заключении унии и успели подготовиться к его приезду. Въезд митрополита, совершенный с нарочитыми атрибутами его достоинства кардинала и папского легата, литургическое поминовение папы и оглашение ороса Ферраро-Флорентийского собора — все это было в глазах великого князя и епископата Русской Церкви лишь действиями, изобличавшими Исидора как отступника от Православия и служившими поводом для соборного суда над ним.
Источник: