Избранием на Царство Михаила Романова закончилась смута, наступившая с пресечением рода из дома Ивана Калиты. Смута глубоко потрясла основы Московского государства и сильно уменьшила население от постоянных ратных дел, разбоев, голода и мора. К концу Смутного времени Смоленская земля оказалась во власти поляков, а Новгородская — шведов. Царская казна опустела. Смута явилась вместе с тем и великим испытанием для Московского государства…
Она началась в боярских верхах тотчас же после кончины Иоанна IV, и главным ее заводчиком был Борис Годунов — “муж чудный и сладкоречивый”, одаренный великой мудростью мира сего, направленной исключительно к достижению своих личных честолюбивых целей. За Годуновым не замедлили встать и другие такие же честолюбцы; одни из них подыскивали царства, другие боярства, третьи дворянства, четвертые свободную и привольную жизнь — забывая о служении родной земле.
После захвата поляками высшей власти в Москве и падения Смоленска Сигизмунд с торжеством возвратился в Варшаву и праздновал победу над недавно могущественной соседней державой. Но поляки не обратили внимания, что Московское государство было вместе с тем и Церковью верующих, “Третьим Римом”, и этот “Третий Рим”, незримый для их очей, остался в полной неприкосновенности.
Гетман Жолкевский с недоумением рассказывает в своих “Записках”, что при сожжении поляками Москвы и Смоленска многие из москвитян «добровольно бросались в пламя за православную, говорили они, веру», считая, что они делали это под влиянием охватившего их безумия.
Он, не понял, что кидавшиеся в пламя были одержимы тем безумием, про которое говорит апостол: «Будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3, 18-19).
Это безумие привело к смерти восьмидесятилетнего святителя Гермогена. Но православные обитатели Московского государства чутко прислушивались к гулко раздававшемуся из подземелья голосу своего духовного отца и укреплялись его пастырским словом в том же «безумии».
Конечно, безумны, с точки зрения мудрости мира сего, безпримерная оборона обители Живоначальной Троицы преподобного Сергия, а также письмо соловецкого игумена к королю Карлу IX из сопредельного со шведскими владениями Сумского острога о нежелании видеть иноземца на царстве, написанное после того, как соловецкие иноки отправили свою последнюю серебряную ложку на вспоможение Московскому государству.
Отписки городов друг другу, пересылавшиеся при посредстве “безстрашных людей” по стране, где кишели польские и воровские отряды, являются самым драгоценным для нас памятником того же безумия, охватившего обитателей Московского государства… В этом безумии открывается полностью все величие “прямых” русских людей, выступивших на смену “кривых” своих соотечественников для спасения Родины.
«Братия есми и сродницы, понеже от святыя купели святым крещением породихомся и обещахомся веровати во святую и единосущную Троицу, Богу живу, истинну, — писали смоляне господам братьям нашим всего Московского государства, чтобы, — всею землею обще стати за православную крестьянскую веру».
Во множестве городов русские люди единодушно, почти в одних и тех же выражениях, выносили такие же решения и отправляли ратных людей для освобождения Москвы.
После убиения Прокопия Ляпунова дело земских людей, вставших на защиту Отечества, казалось, закончилось полной неудачей. Но наступившее вслед за этим лихолетье вызвало небывалое усиление религиозного чувства русских людей; многие из них сподобились чудесных видений; повсеместно был установлен строгий трехдневный пост, даже и для младенцев. Наконец, нижегородский посадский человек, Козьма Минин Сухорук, глубоко пораженный явлением ему прп. Сергия и дошедшим до него пастырским призывом святителя Гермогена, “зело оскорбился” бедствиями Родины. Он поднял своим пламенным словом “последних людей” Московского государства, которые, избрав доблестного князя Димитрия Михайловича Пожарского своим вождем, успели, наконец, после многих тяжких трудов очистить Родину от врагов и установить во имя православной веры соглашение с казачеством.
Затем тотчас же приступили к великому общему делу — к избранию Царя-самодержца во исполнение давнего горячего желания всей земли.
21 февраля 1613 года Великий Земский собор единодушно избрал своим “солнцем праведным, светилом русским” не кого- либо из сильных и мудрых мира сего, подыскивавших царства, а неизвестно где находившегося в то время шестнадцатилетнего Михаила Феодоровича Романова, который был всем дорог как свойственник угасшего царского рода — «по свойству свойственному царскому семени Богом избранный цвет», как внучатый племянник незабвенной царицы Анастасии Романовны, как сын томившегося в польском плену за православную веру Филарета Никитича и как представитель славного боярского рода, давшего целый ряд верных слуг Московскому государству.
По книге А. Нечволодова “Сказания о Русской земле